EC Kras film3

Видеоклип прохождения обучаемым одного из сценариев устранения нештатной ситуации на тренажере электроцеха.

Теперь она стала Ангелом...

 Теперь она стала Ангелом...

Сегодня девятый день с момента смерти шестимесячной соседской девочки Оли.
По-видимому, Богу время от времени требуется пополнять ряды ангелов: ведь в таком возрасте ребенок еще в принципе не может совершить какой-либо грех...
Смерть наступила внезапно: остановилось сердце.  Медицинское заключение о причине смерти: "Синдром внезапной смерти".   Такое случается с маленькими детьми, особенно с недоношенными. А Оля родилась восьмимесячной, поэтому риск внезапной остановки сердца был повышенным.
Олина мама Алина - подружка моей жены Марины. Она работает акушеркой в роддоме, и у нее есть навыки производства искусственного дыхания "изо рта в рот" и непрямого массажа сердца, чтобы поддержать жизнь младенца до начала реанимационных процедур.
27 сентября днем Алина прибежала ко мне с дочкой на руках и криком: "Срочно вызовите Скорую помощь".  Сама она не смогла набрать на мобильнике номер вызова (с мобильного надо набирать цифр больше, а у нее руки дрожали). Марины в это время не было дома. Я набрал "03", попросил приехать срочно, поскольку ребенок не дышал самостоятельно. Сказал Алине, чтобы попыталась поддержать жизнь дочки до приезда "Скорой".  Алина на полу стала делать дочке искусственное дыхание и непрямой массаж сердца.
Бригада "Скорой" приехала через 8 минут,  вообще-то это достаточно быстро: их сняли с другого вызова. Но было уже поздно: реанимировать Олю не удалось. Слишком продолжительной была остановка  ее сердечка. А при непрямом массаже оно не запускалось.
Такая вот грустная история. Чтобы запустить сердце, надо было бы сразу же подключить дефибриллятор, но где же его взять в домашних условиях...Марина иногда приходила к Алине, чтобы посидеть с Олей, пока Алина сбегает в магазин или в аптеку (если у них дома никого не было). Оля вела себя спокойно, плакала редко, часто улыбалась.

За 13 дней  до смерти я сфотографировал Олю на руках у Марины во время прогулки во дворе (мама девочки стоит рядом).


Господи, со святыми упокой душу рабы Твоей Ольги.

East Calendar

On the eastern (lunar) calendar
It is believed that this is the Chinese calendar, but the same calendar used in Japan, and Korea.
Calendar of ancient China has managed to combine a dependence of the Earth, Jupiter and the Moon around the Sun. It is from here and went to a 12-year cycle of change years. And each year, was given a certain resemblance to the animal. Chinese calendar - it's a dozen cosmic influences that affect a person's character and determines its way of life.
The basis of the calendar is the period of the largest of the planets in the solar system - Jupiter. That year, Jupiter is 12 Earth years. Moreover, again according to the ancient Chinese sages, there are five primary elements: fire, sky (wood), metal, earth and water, which gave its response to each character. Each element has its own color: Wood (blue), Fire (red), earth (yellow) Metal (white) Water (black).
Thus, in the East (lunar) calendar, which gives each year a symbol of animal disguise - rat, ox (buffalo), tiger, rabbit (rabbit, cat), dragon, snake, horse, sheep (sheep, goat), monkey, rooster, dog and pig (wild boar), we obtain a cycle of 12 years, the full cycle (repetition, in conjunction also with the same symbols of the primary elements) is completed in 60 years. Then a new cycle begins.
Each year, more than 60-year cycle has a characteristic combination of conventional animal - the governor, and color symbolism, which is determined by the last digit of the coming year. Years, whose serial numbers ending in "0", "1" (2000, 2001, etc.) are white and are subject to the elements, "Jin" ("Metal"). Years ending in "2" and "3" are defined as black and are subject to the elements, "Shui" ("water"). If the last digit of the year - "4" and "5", this year the blue, which are subject to the element of "mu" ("tree"). The numbers "6" and "7" make the color red, and subordinate, the elements of his "ho" ("fire"). And finally, years ending in "8" and "9", recognized by the yellow and control the elements "thoo" ("Eath").
There is a legend about how the Jade Emperor - the presiding deity of the pantheon Taoist, lord of the heavens - chose twelve animals, each of which governs a year once in twelve years. The servants brought him to 12 animals.




Rat, fearing that go unnoticed, jumped on the back of a buffalo and began to play the flute. The emperor was so pleased this unusual animal, that he gave him the first place. The second place was the emperor gave the buffalo - in fact he was so generous that it allowed the rat to sit on his back. Tiger for his brave appearance was in third place, and the rabbit for its soft white fur got fourth place. The emperor decided that the dragon looks like a powerful snake with legs, and put it in fifth place. Snake for his flexible body was in sixth place, the horse - seventh in an elegant posture, and sheep - the eighth for strong horns. Agile and restless monkey got ninth place for beautiful rooster feathers - the tenth, and vigilant guard dog - eleventh. The pig was at the end, it was perhaps not as interesting as the other animals, but still got to heaven and so was awarded last place.
Another legend says that once the Buddha was invited to visit on New Year's Eve all the animals that inhabit the earth. Those who come first to him to congratulate and express my respect, he promised to donate for a year, which will continue to be called by their names. The mouse was in front of everyone. Behind her came the bull, then a tiger, cat, dragon, snake, horse, goat, monkey, rooster, dog. Boar came twelfth.
Accordingly, the various peoples in some cases, the animal-protector is called differently.
Having taken possession of his own year, each animal as it gave him the typical features of his character, and the man found the properties inherent to the animal, in which year he was born.
Briefly the properties of people born in the year, the East is characterized as follows:

1. Rat / Mouse (aggressiveness).








2। Bull / Ox / Buffalo (work, family, home)

३. Tiger (energy).

4 Cat / rabbit / hare (calm person)।








5। Dragon ("not all gold that glitters")।








6। Snake (wisdom)।








7। Horse (honest)।








8। Goat / Ram / Sheep (capricious).








9। Monkey (trick).








10। Rooster / Chicken (braggart)।








11। Dog (equity)।








12। Pig / Boar (the good old days).







Of course, these characteristics do not always correspond to the truth।

Tomorrow, January 23, 2012, begins the year of the Black water dragon.



Happy New Year!

Встреча выпускников мехмата МГУ

В прошлую субботу 18 июня состоялась очередная встреча выпускников мехмата МГУ 1976 года, поступивших на мехмат 40 лет назад, в далеком 1971-м.
К сожалению, мне поехать в Москву правоохранительные органы не разрешили. Но однокурсники поделились со мной некоторыми материалами и фотографиями, сделанными во время этой встречи. Фотографии пока не разобрал, не всех могу узнать (сильно мы все же изменились за это время).
Приехали на встречу из тех  примерно 500 поступивших в 1971 году ребят и девушек  90 человек, в том числе из США, Швейцарии и т.д., и разумеется, из бывших союзных республик.

Список однокурсников у меня теперь есть, я его закачал на свой сайт

http://vanteev.narod.ru/Spisok1971.htm

Многие стали докторами и кандидатами наук, но и немалого числа однокурсников уже нет в живых.
Хочу предложить вниманию пользователей ИМХи рассказ моей однокурсницы Верочки Кузнецовой-Фетисовой (Савельевой).


                                    ПЕРВОКУРСНИКИ.

 
 
   
  АБИТУРИЕНТЫ. Мы поступали на мехмат в 1971 году, в июле. Конкурс был – 6 человек на место. Самые первые впечатления от Университета, еще абитуриентские, - это восторг перед великолепием здания на Ленинских горах, потрясенность его громадными колоннами, холлами и вестибюлями. А какие сады высажены на его территории! Всюду цвел жасмин и всё было усыпано его лепестками. Особенно мне нравились пустынные гулкие залы у главного выхода из высотки на Ленинские горы. Я робела, оглядывая высоченные беломраморные залы, сидя на чудных дубовых скамьях. Еще помнится постоянная путаница, куда сворачивать в столовую – налево или направо, в зону Б или зону В я попала? Путаница с лифтами – в тот ли холл зашла, в тот ли лифт села? Народу набивалось в лифты так, что и вздохнуть нельзя. Перегрузка? – Нет, поехал, сердешный. Наконец, вывалились на нужном этаже – куда же идти? Где же эта аудитория?..

Ах, уж эти лифты, замирание сердца при скоростных спусках и подъемах! Уж сколько лет прошло, а мне все снится огромный лифт, который все набирает скорость, пока не вылетает через университетский купол наружу, к небу. И я – это кошка, вцепившаяся со страху четырьмя лапами в раскачивающийся шпиль. С огромной высоты я гляжу в звездное небо и отчаянно мяукаю на всю Москву.

В лифтах и коридорах мы часто сталкивались с низеньким жирным человечком в синей форме с блестящими пуговицами. Он разносил телеграммы. В огромном главном здании Университета (ГЗ) было, кажется, всё: столовые и рестораны под названием профессорских столовых, Дом культуры и бассейн, магазинчики, химчистка и прачечная, почта и телеграф. И вот этот человечек забегал в лифт с телеграммой и молча прислонялся своим медузообразным телом к ближайшей женщине. Его отпихивали – он так же молча прислонялся к другой.

Позже, где-то на четвертом курсе, я узнала, что он летом подошел в зоне Б к открытому окну на 14-м этаже, крикнул кому-то: «И я с тобой!» - и шагнул в пустоту. Он был единственным сыном профессора математики Софьи Яновской, и из почтения к матери его взяли на работу. Звали его Еммануил, что по-древнееврейски значит «С нами Бог».

И откуда только абитуриентов не было! Со всех концов тогдашнего Советского Союза и даже из зарубежья. И с Дальнего Востока, и из Средней Азии, и с Кавказа, и из Германии. Но я, кажется, всех по дальности переплюнула, приехав аж с Чукотки. Первого сентября, когда оба потока математиков и поток механиков собрали вместе в одной огромной аудитории на первом этаже ГЗ, после приветственных речей академиков, я встала с каким-то вопросом и начала так: «Я приехала с Чукотки…» Поднялся такой хохот, что продолжать дальше было нельзя, а меня долго звали «девочкой с Чукотки».

Абитуриентов селили в ГЗ, и я еще с пятью девочками жила в блоке на 18-м этаже. Среди нас была золотая медалистка, две девочки окончили мат.школы. Бывалые студенты, досдававшие «хвосты», считали своим долгом припугнуть нас. Так, они рассказывали про то, что строили здание в 50-х годах зэки и что в его толстенных стенах замуровано немало людей живьем. Что в его таинственных подвалах чуть ли не 50 подземных этажей. А ещё – что почти везде есть системы прослушки, так что не стоит всё болтать.

После первого же письменного экзамена по математике мои соседки развеселились. Они бегали и болтали с мальчиками, жившими этажом ниже, спускали им из окна записки на веревочке. А я даже боялась встать коленками на подоконник – такая высотища! У, как было страшно! Мне до сих пор снятся эти «зияющие высоты». Я одна сидела дни и ночи и повторяла устную математику и физику. А когда вывесили результаты экзамена, то оказалось, что к следующему допущена только я. Девочки поплакали и разъехались, а я осталась в блоке одна. И поступила. Какое это было счастье!


 
ОБЩЕЖИТИЕ. Поступившие счастливцы после экзаменов разъехались по домам, а в последних числах августа приехали в Москву. Иногородние оформлялись в общежитие на Ломоносовском проспекте, дом 31. Там стоит 7 пятиэтажных корпусов для студентов младших курсов с разных факультетов МГУ и посередине – столовая. Прекрасным августовским утром я с большим чемоданом присоединилась к толпе у шестого корпуса. В нем, кроме мехматян, на 5-м этаже жили «Ивяшки» - студенты Института восточных языков. Все переговаривались, знакомились, договаривались поселиться вместе. Девочек, как и положено на мехмате, было мало – в 5 раз меньше, чем ребят. Меня и ещё четверых девочек поселили в 201-ой комнате, прямо у холла на втором этаже. Там стояли 4 кровати с тумбочками, а пятому человеку полагалась раскладушка. Чтобы никому не было обидно, мы договорились спать на раскладушке поочередно по неделе. Но все равно каждый считал одну из коек своей, а Оля Сырунина была «кочующей».

Скоро у нас распределились роли. Самой положительной была Серединцева Ира-большая. Она все делала по режиму и организовывала у нас процессы дежурства по уборке и питанию. Поскольку в столовой были очереди, мы стали готовить сами. Помню, как была моя очередь печь блины. Стою я на кухне, пеку. Подходит Аникин Сережка из моей 104-й группы и говорит своим ломающимся голосом: «Да кто ж так печет?»  Берет он две сковородки, раскаляет их – и пошло! Такое я видела только в цирке. Он ухитрялся сразу на двух сковородках, подкидывая блины, переворачивать их в воздухе! Конечно, мы пригласили его поедать блины вместе с нами. Ещё Ира-большая приучила меня есть зелень. Поскольку я приехала с Чукотки, я салат, редиску, огурцы за еду не считала, никогда их не покупала и жевала их за общим столом, как собачка, скривившись, из вежливости к остальным. А потом привыкла.

С Ирой мы бегали по утрам вокруг общежития, забегая иногда очень далеко. И по Мичуринскому в Раменки, и по Ломоносовскому за речку, и вдоль китайского посольства. – во все четыре стороны. Потом в нашем умывальнике в конце коридора мы обливались по пояс холодной водой.
Ещё Ира всех мирила. А склоки у нас в комнате затевал всегда один человек. Отрицательным героем у нас была Нинка Озолс. Маленького роста, со вздернутым носом, она всегда сидела по-восточному на своей койке и говорила всем гадости. У неё были поразительно гибкие кисти рук, и она любила их с хрустом выворачивать в разные стороны. Если к нам заходил какой-нибудь мальчик, Нинка тут же брала его в оборот и начинала допрос с пристрастием. Дело кончалось неприятностями и борьбой с Нинкиной победой. Она была спортивной и любила подраться. Её поганый характер позже, на 4-м курсе, развел нас навсегда.

Постоянными жертвами Нинки были Сидякова Ира-маленькая и Оля. Они были девочками чувствительными, и она частенько доводила их до слез. Я вступалась за слабых, скандал разгорался, а Ира-большая  всех мирила.

В нашей комнате бывало много гостей. Особенно широко гуляли в Дни рождения. Включали проигрыватель, танцевали, пели, веселились. Ира-маленькая танцевала лучше всех по-русски, помавая худенькой ручкой над головой, а Лиза-джан из соседней комнаты – по-восточному, развевая длинные косы.

Иру-маленькую постоянно сопровождал и опекал Гога, мехматянин-пятикурсник. Его каштановые волосы вились мелким бесом, окружая голову ореолом. Он помогал ей заселяться в общежитие, помогал с уроками. Я решила, что это Ирин старший брат. На самом деле армянин Гога был совсем на Иру не похож, но вел-то себя, как идеальный брат! Через год Иришка ушла в академку, вышла за Гогу замуж и родила дочку.

Поскольку в комнате было негде, мы делали домашние задания в читалках ГЗ или на первом этаже. Особенно многолюдно было там в сессию. Хотя не все первокурсники корпели над конспектами! По вечерам, особенно по субботам, народ гулял. Кто-то, несмотря на строжайшие запреты, резался в картишки, кто-то выпивал и веселился. К иногородним присоединялись москвичи.

Я тоже забегала в такие компании. Помню, что в одной из них были Моха и Годован, распевавшие: «Раскинулось поле по модулю пять…», «Лиза, Лиза, Лизавета, я люблю тебя за это! И за это, и за то, что почистила пальто!» или: «Как ныне сбирается вещий Олег…». Честно говоря, я была обескуражена. Я думала, что пьют и курят люди отсталые, вот как у нас в чукотской школе, а в Университете… А здесь все должны были быть передовыми, верить в светлые идеи коммунизма, а уж выпивать – ни-ни!  Поскольку я была непьющей и продолжала верить в светлые идеалы, в компаниях я не прописывалась. Да и некогда было. А вот некоторые ребята, решившие повеселиться, быстро вылетали с Мехмата. Другие, несмотря на хороший старт, тянулись шаляй-валяй до диплома.
Но таких весельчаков на мехмате очень мало, большинство математиков – интраверты. Меня на первом курсе потрясло количество людей со странностями, бродивших по большому кругу коридоров мехмата на 13-м или 16-м этажах. Кто был слеп, кто на костылях, но большинство – с явными психическими отклонениями. Конечно, учеба тяжелейшая, да еще и медицинских противопоказаний для поступления на мехмат практически нет – берут даже с шизофренией Впоследствии с такими людьми с общежитии нередко возникали неприятности.

      Одним из таких «чудиков» - впрочем, совершенно безобидным, - был Леша Викарук. Он был аспирантом и очень увлекался классической музыкой. Приходя в общежитие, он много рассказывал о музыке, продавал нам свои ставшие ненужными пластинки, для которых мы в комнате тут же вскладчину купили дешевенький проигрыватель «Аккорд». Мы узнавали от него имена великих дирижеров, исполнителей. Все бы хорошо, но он был странный… Ходил он очень быстро и порывисто-неровно, с судорожными движениями, при поворотах стукался о косяки, а при встрече неподражаемо вскидывал в приветствии длинную руку наподобие «Хайль, Гитлер».


 
ПЕРВЫЕ ТРУДНОСТИ. Студентов-первокурсников можно было условно поделить на салаг – окончивших обычные школы, - и на корифеев, выпускников московских физ-мат школ или колмогоровского интерната. В то время, как бывалые могли отдыхать, пройдя в школе почти всю программу первого курса, нам, салагам, приходилось очень нелегко. Многие не выдерживали ритма учебы. Второкурсники, живущие в нашем корпусе, утверждали, что у Мехмата два филиала: вытрезвитель и Кащенко. Ещё они приводили жуткую статистику, что из пяти поступивших на Мехмат заканчивают его в срок всего два человека. Третий отчисляется по неуспеваемости (в частности, из-за пьянки), четвертый – в академку, а пятый убывает по неизвестным причинам.

Судя по нашей комнате, статистика была верна. Правда, мы не пили. Двое ушли в академку, выйдя замуж, – со 2-го и с 5-го курса. А третья, Олечка Сырунина, неудачно влюбилась и решила похуданием добиться совершенства. И добилась, полностью заваливши сессию и повесившись в лесу под Петушками…

Да, нам, салагам, приходилось нелегко. Я долго не могла понять смысла дифференциального и интегрального исчислений. Камынин Леонид Иванович очень эмоционально читал нам лекции по Матанализу в аудитории 1610. Лектор он был прекрасный, хотя наши корифеи считали, что Стечкин второму потоку читает мат.анализ лучше. Для таких, как я, читал Камынин замечательно. Ярко, экспрессивно, очень четко, по многу раз вдалбливая нам азы анализа и «кодовые слова» доказательств.

Мы постоянно ожидали от него какой-нибудь «хохмы». Все начиналось с его прибытия в аудиторию. Опаздывать он не разрешал, и когда со звонком входил через левую дверь в аудиторию, то в дверях непременно оглядывался... И видел за собой вереницу виноватых опоздавших, норовивших бочком-бочком протиснуться мимо него в аудиторию. Раздавался крик: «Ага!», опоздавшие оттеснялись им назад, вон из аудитории — и дверь торжественно запиралась на щеколду. Лектор шел к доске, грозно глядя на нас, мы ложились на столы от тихого смеха, а он глядел вправо — и там через вторую дверь на цыпочках торопилась вереница тех же опоздавших лиц. Камынин поспешал вправо, хохот становился громче, вторая дверь запиралась на щеколду — лекция начиналась.

Он был единственным преподавателем, пользующимся электрическим экраном для записи формул. Писать ему приходилось очень много. Он включал этот волшебный фонарь, тер там что-то спиртом и писал, передвигая пленку, формулы, проектирующиеся на экран. Когда с фонарем что-то не ладилось, он ругался, краснея, а мы покатывались со смеху.  Тут он обращал грозное лицо к нам, парни сползали под столы, мы корчились, не в силах перестать хохотать. Камынин требовал мел, намоченную тряпку – обычно приходилось бежать Саше Маслову или кому-то еще, сидевшему внизу, - и сердито писал мелом на доске, в самых важных местах стуча мелом по формулам, отчего мел крошился и падал. Саша опять бежал, мы ложились от смеха на столы, а лектор грозно вызывал хохотунов по фамилиям, обещая припомнить веселье в сессию. Все это было не всерьез, конечно, но мы утихали. Доска в 16-10 тоже была не простая, а длинная-предлинная, уезжающая вверх, а потом снизу выезжали первые формулы и кто-то из нас призывался стирать их с доски.

А у меня с Матанализом не получалось. Я пыталась задавать вопросы ребятам нашей 104-й группы из мат.школ. Увы, я помню, как Скорняков Игорь или Миша Кифер, брызжа слюной, кричали мне, что это «Элементаг`но» и «Ежу понятно»… Привыкши в школе быть первой, я терпела унижения. Бывалые предсказывали мне вылет с первой сессии.

Пришлось просить о помощи инспектора. Мне назначили шефиню с пятого курса. Высокая рыжеволосая девушка занималась со мной в своем общежитии в высотке. Меня удивляла чувствительность пятикурсниц. Так, они не выносили шума. Даже тиканье будильника не давало им спать, и они закрывали его в шкафу. Когда я сама дошла до 5-го курса, я стала их понимать.
Похоже, моя шефиня сама плоховато всё знала, но она была девушкой старательной, и вместе мы Матанализ разбили! Выручили трудолюбие и упорство. Наша мучительница, гонявшая нас на семинарах, как сидоровых коз, Наталья Давыдовна Айзенштадт, была сурова, но справедлива. Она прославилась тем, что, незадолго до этого,  завалила на зачете второкурсника Анатолия Карпова, чемпиона мира по шахматам, и того пришлось перевести с мехмата на экономический факультет. Она дружила с такой же суровой дамой ее возраста, но потолще, Кишкиной, ведущей семинары в других группах. Курили они обе, как паровозы, что-то вроде «Беломора», и казались нам ужасно старыми и злыми. Похоже, что они обе были фронтовичками. Они нас отлично выучили, после них мы все примеры и задачи уже щелкали, как орешки.

Помню, что я дозанималась до того, что мне в сессию приснился большой интеграл с дробью. Я спала на его перекладине, как числитель, положивши голову на dX.


 
УЧЕБНЫЕ БУДНИ. По утрам нам нужно было добраться от Ломоносовского до ГЗ. Просидев полночи в читалке и наспех позавтракав, мы летели к автобусной остановке и пытались влезть в переполненный салон, теряя пуговицы и ручки от портфелей. Иногда это удавалось с третьего захода. Самые благоразумные топали пешком – в горку, в горку, мимо биофака.

К сожалению, я мало помню об учебном процессе – всё больше какие-то эпизоды всплывают. Помню, что семинары по Высшей алгебре у нас проводил молодой преподаватель А.Ольшанский, а лекции по аналитической геометрии читал Юрий Михайлович Смирнов.

Математическую логику нам читал Андрей Николаевич Колмогоров. Эти лекции читались сразу всему курсу, в огромной аудитории на первом этаже. До нас логику первокурсникам не читали, так что лекции были «необкатанными». Колмогоров – это было светило, корифей! Читал он, мямля и картавя, а мы с благоговением внимали. Первая лекция ещё содержала что-то понятное, но потом… Я строчила в большой тетрадке за 98 коп., ничего не понимая. Рядом с нами сидели ученые с кафедры логики – вот для них эти лекции были в самый раз, они уже могли их оценить.

А у нас появились первые  влюбленные. Они сидели перед нами на втором ряду слева, ворковали и целовались, обращая на Колмогорова мало внимания. Мне было неловко на них смотреть и казалось странным, что девушка, целуясь, постоянно оглядывалась на задние ряды, как бы проверяя произведенный эффект. Увы, все закончилось плохо. Она, будучи москвичкой, стала приходить для свиданий в наш 6-й корпус. Мы по наивности всегда оставляли комнаты и тумбочки незапертыми. Стали пропадать деньги и вещи – и её разоблачили…

Алгебру нам читал Игорь Ростиславович Шафаревич. О нем шла по Университету слава и как о первоклассном ученом, и как о свободомыслящем человеке. Когда мы сдавали первую сессию, я попала на экзамене к нему. Мы с одногруппницей Галей Пасюгой выучили, как мы полагали, всё. И вот я подготовила билет и бойко ему рассказываю. А он недоволен! Я ему ещё рассказываю – он опять недоволен! Я говорю: «Так вы же сами так читали!» - немая сцена…Короче, он поставил мне тройку. Злость во мне так и кипела, я ведь так и не поняла, что же ему надо было?

Позже, когда я прочла его «Русофобию» и другие политико-философские работы,  Игорь Ростиславович стал одним из самых дорогих мне людей. Увы, мы не были знакомы лично, если не считать экзамена. А тройку по алгебре я пересдала на 5-м курсе для получения диплома с отличием.
Среди студентов было много великолепных. умных и добрых ребят. Помню вундеркинда Яшу Шнейдермана. Он в своем Нижнем Новгороде окончил математическую спец.школу в 15 лет – и поступил на мехмат. Он и окончил его блестяще, но в аспирантуру его не взяли по пятой статье. Яша частенько помогал таким студентам, как я или Ира-маленькая, увлекался классической музыкой. После Университета мы его не видели. Где-то он сейчас?

     При поступлении в Университет или в аспирантуру играла роль не только пятая статья. Особый отдел, хотя и гораздо либеральнее, чем при Сталине, продолжал тайно действовать. В университете были, конечно, и диссиденты, и стукачи. Мне самой на 3-м курсе предложили сотрудничать. Разговаривали со мной в одной таинственной аудитории на 12-м этаже, куда меня послала, не сказав зачем, инспектор курса. Там меня ждал мужчина средних лет, показавший мне свои корочки и тихим голосом втолковывааший мне то, что от меня требовалось. Требовалось стучать на однокурсников. Как у меня сердце от страху не оборвалось! Ну, ему мой страх только понравился. Я долго притворялась непонимающей дурой, объясняла, что меня окружают исключительно такие же хорошие и правововерные комсомольцы, как и я сама, но он просил меня еще подумать. Я потом просто не пошла на назначенную встречу в гостинице «Москва».

В конце 5-го курса Особый отдел, не вдаваясь в подробности, посоветовал кафедре истории математики, рекомендовавшей меня в аспирантуру, забрать рекомендацию. Это было для меня ударом. Я так хотела заниматься наукой! До сих пор не знаю,  то ли это случилось из-за отказа сотрудничать, то ли из-за политических «грешков» моего мужа, Кузнецова-Фетисова Жени, чью фамилию я успела взять. Он не пошел голосовать на третьем курсе за Р.В.Хохлова и А.Н.Косыгина. Что-то мне припомнили.

В Университете создана великолепная спортивная база. Сколько первоклассных тренеров преподавало нам физкультуру! У нас вела занятия незабвенная Анна Ивановна Нартова. Небольшого роста, крепкая, с ногами кавалериста и очень зычным голосом. Она нас гоняла, как … не могу подобрать сравнения. Я-то была из-за болезни сердца в спец. группе. Нас очень щадили, но все равно нужно было что-то пробежать и т.п. Так вот, из девочек я одна бежала, а остальные три-четыре мирно шли за мной, без умолку болтая. Нартова отворачивалась или отходила – и они тут же норовили присесть. Помню Иру Зинину и еще одну длинную и нескладную девочку-москвичку. Какие же они были лентяйки! Немудрено, что «свирепая» Анна Ивановна ко мне хорошо относилась и впоследствии неоднократно помогала и советом, и делом.

С первых дней учебы всех, не умеющих плавать, записали в бассейн. Как я боялась сначала… Конечно, с больным сердцем  спортивных высот мне не достичь, но плавать меня научили хорошо. Мы все в конце семестра смогли проплыть стометровку, прыгнуть со столбика, освоили стили кроль и брасс. Честно говоря, мне больше всего нравилось плавать по-собачьи или на спинке. Запомнилось мне плавание одного нашего первокурсника, который плавал-плавал, а потом вдруг начинал тонуть. По стечению обстоятельств, тонул он всегда около девочек, захлебываясь и хватаясь за самые выпуклые места. Все это было на полном серьезе. У него было неровное лицо в прыщах и темные сальные волосы. У некоторых других ребят тоже были проблемы с лицом, но то были нормальные люди, а этот!.. Мы его прозвали: «Я очень, очень, очень сексуально озабочен», и все время следили за ним, сбегая на другие дорожки.

    В 104-й группе кроме меня были еще две девочки – Галя Пасюга из Латвии и москвичка Лена Мамай. Последняя, бедняжка, панически боялась экзаменов, до потения рук, расширенных зрачков и запаха ацетона - и, конечно же, вылетела в первую или вторую сессию. Мы с Галей доучились вместе до третьего курса, когда разошлись по разным кафедрам. Она была очень сильной студенткой, впоследствии окончила аспирантуру и защитилась.

Отводили душу мы на лекциях по истории КПСС, позже – по истор. и диал.материализму и научному коммунизму, а также по гражданской обороне. Иногда сбегали после первого часа, иногда – писали письма и пр., иногда играли в морской бой или крестики-нолики. Но совсем уж бесполезными эти предметы я назвать не могу. Мне лично они дали очень много для понимания сущности окружающего мира. Помню, как на семинаре по диамату незабвенный наш доцент Перминов требовал от нас стихов об объективном и субъективном идеализме, о непознаваемом… Я ему тут же написала о Гегеле:

Существует духовное вне сознанья людей.

Разум мира витает над главою твоей.

Ты его не постигнешь – бей ей в стенку, не бей.

Разум мира и Гегель – пред материей.


ДОСУГ. Как я уже говорила, поступила я в Университет, храня веру в коммунизм. Язык у меня подвешен хорошо, поэтому по Истории КПСС проблем у меня не возникало. Но мне чего-то не хватало, было мало культуры. Поэтому я тыкалась, куда только можно. Посещала свободным слушателем лекции по истории мировой культуры на Гумфаке, ходила по английскому языку сразу в две группы – для продолжающих и совершенствующих. В обеих группах у меня с удовольствием списывали. Андрей Комаровский строил глазки нашей молодой зеленоглазой англичанке.

Ещё записалась в академический хор (Gaudeamus Igitur), в драмкружок и т.п. Ездила куда-то с Игорем Рабиным петь студенческие песни. Мы пели про далекую Амазонку, про лошадей, которые умеют плавать, про пряную перину, выброшенную на берег. Там выступал Саша Суханов, как-то раз даже Никитины пели. Короче, было чем заняться.

На семинарах мы сидели за одним столом с Корневым Сережей. Он был так политически подкован, с таким юмором мог все события растолковать, характерно жестикулируя, что от моих верноподданнических  настроений мало что уцелело. Тем не менее, когда нас собрали в актовом зале, чтобы рассказать нам про хунту и Пиночета, я сразу побежала записываться в чилийские партизаны. На меня в президиуме довольно странно посмотрели и сказали, что если надо будет, ко мне обратятся. Вот они, души прекрасные порывы!

Так что, когда мы с Серёжей Корневым через 25 лет встретились, я не удивилась, что он какое-то время занимался политикой и даже был помощником депутата Госдумы.

Периодически нас освобождали от занятий и посылали на Ленинский проспект встречать высоких гостей. Мы с удовольствием гуляли и стояли, махая флажками. Помню, в Университет приезжала прекрасная  Анжела Девис. После этого я, как и многие жительницы Советского Союза, сделала «химию».

Возвращаясь после занятий в общежитие, мы иногда делали крюк и доходили до китайского посольства. Как там было интересно! Пруды с лебедями, прекрасный парк, оригинальная архитектура китайских зданий. А вдоль ограды – большие стенды с красочными фотографиями из жизни полубратского Китая. Мы подолгу разглядывали картинки.

У сдавших вторую сессию и перешедших на второй курс была традиция пойти на всю ночь от общежития к центру Москвы. Мне тоже очень хотелось пойти, но не было сопровождающего. Я набралась смелости и обратилась к Корякину Вовочке. Ах, какой он был красивый! Мало того, он пошил себе розовые вельветовые брюки и щеголял в них по Мехмату. Нет, о влюбленности и речи не было, просто я чувствовала бы себя с ним приятно и безопасно, т.к. он был влюблен во второкурсницу Лиду. Вовочка согласился - и мы пошли через всю Москву. Я не могу передать красоту этой ночи и рассвета. А на старших курсах Вовочка пережил личную драму и поменял фамилию на мамину. Он стал Владимиром Дубровским. Мне кажется, он стал тогда тверже и мужественнее. Виной тому новая фамилия или он просто вырос – я не знаю. 

Когда же ко мне обратился один второкурсник и мы хотели ещё раз прогуляться по ночной Москве, нас ждало протрезвление действительностью. Мы прошли мимо китайского посольства и шли, безмятежно болтая, мимо девятиэтажных домов. Как вдруг сзади нас раздался стук – что-то упало с балкона. Мы прошли несколько метров – и прямо перед нами послышался звук падения и мы с ужасом увидели труп мужчины в трусах и голубых носочках, под головой которого растекалась темная лужица. Сбоку неслышно подбежала собачка и стала лужицу нюхать. Я очнулась и стала отгонять собачку. Потом была Скорая, милиция и т.п. Погуляли. Я долго потом, от чего-либо засмеявшись, умолкала, вспоминая лицо смерти. Конечно, молодость взяла своё, и мы успокоились.
А какой культурный багаж мы приобрели за эти годы, сколько прочли запрещенных и незапрещённых книг, сколько бегали по театрам, музеям, выставкам и консерваториям! Помню, как для того, чтобы купить билеты в Большой театр, мы всю ночь простаивали в очереди в кассы рядом с Александровским садом. Там были ветхие трехэтажные дома с деревянными скрипучими лестницами, на которых мы ночью спали, готовясь утром стоять в очереди с написанными на руках номерами. А потом в Москву собрался Никсон – и эти дома за ночь исчезли. На их месте наутро был зеленый газон. Чудеса!

Но чем бы мы ни занимались на досуге, главным была учеба. Над нами царствовала Её Величество Математика, и мы верно служили, осваивая ее высоты.

 Вера Кузнецова-Фетисова
Июль 2006 г.

Добавлю от себя: я учился на другом потоке (отделения механики), и многие лекторы у нас были другие, да и часть предметов не совпадала. Матанализ нам читал профессор Андрей Борисович Шидловский (учитель знаменитого математика, член-корреспондента РАН Ю.В.Нестеренко). Аналитическую геометрию нам читал сам основоположник топологии академик Павел Сергеевич Александров,  механику сплошных сред (которой на отделении математики не было) академик Леонид Иванович Седов, а курс дифференциальной геометрии и топологии читал совсем молодой тогда 27-летний доктор наук, доцент мехмата Анатолий Тимофеевич Фоменко (ныне академик РАН).  Его работы в области топологии и математической физики, естественно, знают только специалисты. Не очень многим известны и его художественно-графические работы, поражающие странными сплетениями линий и иллюстрациями топологических преобразований пространства, где удаленные друг от друга точки вдруг сливаются воедино. Зато у всех на слуху его "Новая хронология".

А про упомянутых в рассказе Верочки Зою Михайловну Кишкину и Наталью Давыдовну Айзенштадт на мехмате ходили легенды о том, как трудно сдавать им зачеты и экзамены.  И про знаменитую фразу Зои Михайловны, когда она на экзамене обнаруживала, что студент допустил грубую ошибку "Наташа, иди сюда, посмотри, какого дурака я на мехмате обнаружила!" - громко так, через всю аудиторию.  Но зато, как говорится, тяжело в учении....  Студенты, ставшие теперь сами профессорами, вспоминают о них с благодарностью.

PS:  Я  в следующей своей записи хочу разместить фотографии героев этого рассказа, многие из которых были на встрече 18.06.2011 года.

О восточном (лунном) календаре

О восточном (лунном) календаре

Feast of the police - can it?
Last week, Russia was a celebration of the police. Here is what I've heard a woman friend:
- I am going to Metro. And so, at one stop, two collapses experiment, just a policeman. Drunken absolutely! Prior to delirium tremens! Smashed. In one incident a holster on the floor with a pistol, the second tries to pick it up but falls into the aisle. All around looking condescending, respectful, a holiday as the kids! Walk! and then one of them claims to be, "and let everyone here will shoot!" Start to laugh wildly. People on the faces of shock. That's true, now will begin to shoot and can anyone do something? OK?

Как пилят в Транснефти

Пользователь ЖЖ Навальный написал интересное сообщение в своем блоге. Подзаголовок его "Финальная битва между добром и нейтралитетом". Хотя исход этой битвы знает каждый житель России.

"Но прежде, чем вы начнете читать - загляните в свой бумажник. Может вы и не заметили, но из него пропало примерно 1 100 рублей.
Не так много, для каждого из нас, но эту сумму украли у каждого совершеннолетнего жителя России. Всего, по нашей оценке, по ходу этой истории было украдено не менее $ 4 млрд долларов." (с) Опять-таки все знают, что чем крупнее проект и больше сумма, выделенная из бюджета, тем больше будет украдено...

Как пилят в Транснефти